Как проявляется характер Чичикова в общении с помещиком Маниловым?

В одной из своих статей Белинский замечает, что «автор „Мертвых душ" нигде не говорит сам, он только заставляет говорить своих героев сообразно с их характерами. Чувствительный Манилов у него выражается языком образованного в мещанском вкусе человека, а Ноздрев — языком исторического человека...». Речь героев у Гоголя психологически мотивирована, обусловлена характерами, образом жизни, типом мышления, ситуацией. Так, в Манилове доминирующими чертами являются сентиментальность, мечтательность, благодушие, чрезмерная чувствительность. Эти качества героя необыкновенно точно переданы в его речи, изящно-витиеватой, учтивой, «деликатной», «приторно-сладкой»: «наблюсти деликатность в своих поступках», «магнетизм души», «именины сердца», «духовное наслаждение», «паренье эдакое», «препочтеннейший и прелюбезнейший человек», «не имею высокого искусства выражаться», «случай доставил мне счастие». Манилов тяготеет к книжно-сентиментальным фразам, в речи этого персонажа мы чувствуем гоголевскую пародию на язык сентиментальных повестей: «Разинь, душенька, свой ротик, я тебе положу этот кусочек». Так он обращается к жене. Не менее «любезен» Манилов и с Чичиковым: «удостоили нас своим посещением», «позвольте вас попросить расположиться в этих креслах». Одна из основных особенностей речи помещика, по замечанию В. В. Литвинова, «ее расплывчатость, запутанность, неопределенность». Начиная фразу, Манилов как будто сам попадает под впечатление собственных слов и не может четко закончить ее. Характерна и речевая манера героя. Манилов разговаривает тихо, вкрадчиво, замедленно, с улыбкой, порой зажмуривая глаза, «как кот, у которого слегка пощекотали за ушами пальцем». Выражение лица его при этом делается «не только сладкое, но даже приторное, подобное той микстуре, которую ловкий светский доктор засластил немилосердно». В речи Манилова заметны и его претензии на «образованность», «культурность». Обсуждая с Павлом Ивановичем продажу мертвых душ, он задает ему высокопарный и витиеватый вопрос о законности данного «предприятия». Манилова очень волнует, «не будет ли эта негоция несоответствующею гражданским постановлениям и дальнейшим видам России». При этом он показывает «во всех чертах лица своего и в сжатых губах такое глубокое выражение, какого, может быть, и не видано было на человеческом лице, разве только у какого-нибудь слишком умного министра, да и то в минуту самого головоломного дела».