Летом наш старый дом просто утопал в зелени. Стоило хотя бы приоткрыть окно, и в комнату врывались ветки сирени. Даже в солнечные дни в квартире царил зелёный полумрак, потому что лучи не проникали сквозь густые заросли дикого ...

А попробую вот так:  В тот день - серый декабрьский день, северная Англия, городок Акрингтон в графстве Ланкашир, - в тот день шел снег. День, ставший потрясением для мальчишки, мужчиной был давно позабыт. Вспомнить ему предстояло двадцать с лишним лет спустя и на другом краю света - там, где снега не бывает, где бабочки размером в ладонь порхают над цветами, от запаха которых белые дамы хватаются за вискИ; где океанские воды прозрачны, как лучшее стекло, - на земле табака, рома и обильно политого кровью золота, о которой тогда, в детстве, он и слыхом не слыхал. ...Летела по ветру крупная, как горох, снежная крупа, набивалась в стыки между булыжниками городской площади; пахло первым снегом, навозом и дымом; переступали, фыркая паром, лошади. Тонкие оголенные ветви царапали небо, и побуревшие палые листья заледенели в грязи, втоптанные конскими копытами... А виселица на помосте показалась мальчишке огромной, до неба, - желтые свежеоструганные столбы, и где-то высоко-высоко, под самыми сеющими темные точки хмурыми тучами, покачивалась свисающая с заснеженной перекладины веревка с петлей. А с облепленных грязью деревянных башмаков падали жирные ошметки и оставались на ступенях эшафота, и сжимались и разжимались кулаки осужденного - густо заросшие светлым волосом мосластые кулачищи; встретившись с мальчишкой глазами, тот отвернулся, брезгливо скривившись. Хорошо одетый подросток на породистой вороной кобыле был сыном городского судьи, и это его отцу пойманный с поличным вор был обязан смертным приговором. А в толпе хихикали, ибо осужденный был верзилой, а палач - коротышкой, и, даже привстав на цыпочки, никак не мог набросить петлю на запорошенную снегом соломенную макушку. Палач потребовал, чтобы осужденный пригнулся, - тот, задрав голову повыше, посоветовал палачу сбегать за табуреткой. Палач подпрыгнул и промахнулся; в толпе уже хохотали - тряслись заснеженные перья плюмажей, женщины стыдливо прикрывали рты платочками, и испуганно фыркали лошади. Мальчишка, впрочем, не смеялся - он считал, что в отправлении правосудия нет ничего смешного. К тому же ему нечасто приходилось видеть публичные казни. Он был серьезным мальчишкой. Ему было двенадцать лет. ...А потом какая-то женщина схватила его за стремя. У жены осужденного дрожали губы, кривилось в плаче красное от ветра и слез лицо. Снег застревал в ее волосах, на ресницах, в складках сбившейся на плечи штопаной шерстяной шали - темно-серой; и руки, цеплявшиеся за мальчишкин сапог, были красными от холода... Жена осужденного узнала сына судьи и вцепилась в него, рыдая и умоляя. Он хотел дать ей денег - но у него не случилось с собой кошелька. Он хотел объяснить, что ничем не может ей помочь, - что муж ее осужден за кражу, что закон... Он пытался говорить, как отец - уверенно и веско; женщина повисла на стремени. - Сэр!.. Сжальтесь, попросите вашего батюшку... Будьте милосердны!.. Он растерялся. Он привык к весомой логичности отцовских аргументов; он был искренне поражен: как же она не понимает, что закон?.. Растрепанная, с безумным взглядом, она вдруг показалась ему сумасшедшей ведьмой. Она за ногу тащила его с коня, а он дергался и не мог вырваться; она волоклась за ним, вопя уже отчаянно и нечленораздельно. Тогда перепуганный подросток хлестнул коня. Ну как??