ОТЗЫВ ПО КНИГЕ КРАПИВИНА МАЛЬЧИК СО ШПАГОЙ

Главным среди "мушкетеров" был Гутя. То ли это имя у него, то ли прозвище, Серёжа не знал. Девчонки из старшего отряда по Гуте вздыхали. Он был симпатичный: смуглый, темноволосый, стройненький. Всегда в отглаженной пионерской форме, как с картинки. И очень вежливый. Со всеми. Даже с теми пацанами, которых он за провинности собирался тюкнуть по лбу. Впрочем, Гутя редко пускал в ход руки. Для этого были Пудра и Витька. Пудра был Гутин друг, хотя он на Гутю ну ни капельки не походил. Худой, длинный, в штанах с пузырями на коленях, в рубахе навыпуск, нескладный. У него была тонкая шея, круглая голова и желтые космы волос. Они торчали вразлет, и Пудра напоминал подсолнух. Пудра умел притворяться дурачком. Как скажет свое "гы" да отпустит шуточку поглупее, сразу покажется, будто он недоразвитый. Но это тем покажется, кто Пудру не знает. А Витька Солобоев ходил у Гути и Пудры в адъютантах. И ничего особенного в нем не было, кроме розовых щек и аппетита. В этом году приклеился еще к "мушкетерам" Женька Скатов. Хмурый такой, неразговорчивый парнишка. Выбрали его в совет отряда, потому что, говорят, он в школе хорошо учился, но Женька отрядными делами не занимался, а все время гулял с "мушкетерами". ...Вот этих четверых и встретил Серёжа, когда проводил Костю и возвращался в лагерь. Костя уехал. Не мог он оставаться: пришла из города телеграмма, что Костина мама заболела. Тяжело. Про Костин отъезд и телеграмму никто не знал, кроме вожатых. Серёжа узнал случайно. Он раньше всех закончил завтрак и украдкой выскользнул из столовой: ему всегда было неловко орать вместе с другими, хором: "Спасибо всем!" Выскочил он на крыльцо и увидел, что Костя шагает к лагерной калитке с плащом на руке и с чемоданом. Сердце у Серёжи неприятно стукнуло. Он догнал Костю. — Ты разве уезжаешь? — Приходится, — откликнулся Костя. И коротко рассказал про телеграмму. Серёжа молча пошел рядом. Что тут скажешь? Потом он спросил: — А почему ребята не провожают? — Не сказал я никому. И так на душе муторно. А тут сорок человек — сорок расставаний. Девчонки еще слезу пустят. "Не только девчонки", — подумал Серёжа. И попросил: — Можно, я провожу? Я не пущу слезу. — Пойдем, Сергей, — сказал Костя. Серёжа взял у него плащ, и они зашагали к станции. Через лес, через луг. Молча. Когда среди трав поднялся станционный домик, Костя остановился: — Возвращайся, Сергей, а то потеряют тебя. Спасибо. Ребята пусть не обижаются, я им напишу. "А песню я навсегда запомнил", — хотелось сказать Серёже, но он промолчал. Стоял и смотрел вслед Косте. Даже "до свидания" не сказал. "До свидания" — значит "до встречи". А где им встретиться, если Серёжа и адреса-то Костиного не знает. Постеснялся спросить. Какие уж тут адреса, если у человека несчастье. "Мушкетеры" повстречались ему у самой калитки. — Очень приятно. Еще один самовольщик, — лениво произнес Гутя. — Кто разрешил за территорию лагеря уходить? Серёже было грустно. Ему было не до "мушкетеров". Серёжа и не подумал, что их четверо, а он один. Просто сказал: — Тебе какое дело? — Ух ты... — в один голос возмутились Пудра и Солобоев и хотели ухватить Серёжу. Гутя удержал их движением ладони. — А вот какое дело, — любезно сказал он. — Позвольте довести до вашего сведения, что директор велел всех, кто из лагеря нос высовывает, отправлять на гауптвахту и держать там до выяснения. — Куда отправлять? — удивился Серёжа. — В пионерскую комнату. Под замочек. Под арест. Пока он не придет и не разберется. — Гы! Да ты не бойся, не заскучаешь, — вмешался Пудра. — Тама уже три гаврика сидят, веселятся. — Ну идите и веселитесь с ними, — хмуро сказал Серёжа. — Ты поговори, — пригрозил Женька Скатов. — Иди лучше добром. Нам директор приказ дал. Директором почему-то все звали начальника лагеря. — Приказ — дуракам напоказ, — сказал Серёжа. Ему было все равно, потому что Костя уехал. — Пусть он сам сидит под арестом, если хочет. Здесь не кадетский корпус. — Взять! — сказал Гутя. Пудра и Витька прижали Серёжу к забору. Хотели повести насильно. А ему вдруг так обидно сделалось и такая злость нахлынула! Кулаки сами сжались. — Ладно, отпустите, — вдруг распорядился Гутя. — Дитя готово разрыдаться. Маму звать начнет. Пудра заупрямился: — Не-а... Пускай сказочку расскажет, тогда пустим. Это же тот сказочник. Он нам всю ночь про каких-то наездников мозги заправлял. У, потеха! Видно, Пудра решил отомстить за Витьку, которого накануне вечером не захотели слушать ребята. И сам Витька обрадовался: — Точно! Он трепался, будто лошадиной дивизией командовал! Ты, Гутя, не слыхал, не знаешь. Будто, как свистнет, так все кругом без памяти валятся. Стыд и ярость взметнулись в Серёже! Он им тайну открыл, сказку доверил, а они!