Парная рифма,привидите примем строк из любого стихотворения токо не Пушкина!

Бородино - Скажи-ка, дядя, ведь не даром Москва, спаленная пожаром, Французу отдана? Ведь были ж схватки боевые, Да, говорят, еще какие! Недаром помнит вся Россия Про день Бородина! - Да, были люди в наше время, Не то, что нынешнее племя: Богатыри - не вы! Плохая им досталась доля: Немногие вернулись с поля... Не будь на то господня воля, Не отдали б Москвы! Мы долго полча отступали, Досадно было, боя ждали, Ворчали старики: "Что ж мы? на зимние квартиры? Не смеют, что ли, командиры Чужие изорвать мундиры О русские штыки?"

(Иван Тургенев) — Ну, и что ж ты, так и видел домового?— Нет, я его не видал, да его и видеть нельзя, — отвечал Ильюша сиплым и слабым голосом, звук которого как нельзя более соответствовал выражению его лица, — а слышал… Да и не я один.— А он у вас где водится? — спросил Павлуша.— В старой рольне.[1]— А разве вы на фабрику ходите?— Как же, ходим. Мы с братом, с Авдюшкой, в лисовщиках состоим.[2]— Вишь ты — фабричные!..— Ну, так как же ты его слышал? — спросил Федя. (ЕЩЁ ОДИН ВЫБЕРИ ОДНО)                                                                                                  — Вишь как! — промолвил Павел. — Чего ж он раскашлялся?— Не знаю; может, от сырости.Все помолчали.— А что, — спросил Федя, — картошки сварились?Павлуша пощупал их.— Нет, еще сыры… Вишь, плеснула, — прибавил он, повернув лицо в направлении реки, — должно быть, щука… А вон звездочка покатилась.— Нет, я вам что, братцы, расскажу, — заговорил Костя тонким голоском, — послушайте-ка, намеднись что тятя при мне рассказывал.— Ну, слушаем, — с покровительствующим видом сказал Федя.— Вы ведь знаете Гаврилу, слободского плотника?— Ну да; знаем.