Подготовьте сообщение о романтической "школе гармонической точности" с приведением собственных примеров из произведений русских поэтов в первой половине 19 века с которыми вы

“Школа гармонической точности” А.С. Пушкин отнес первых русских романтиков Жуковского и Батюшкова к “школе гармонической точности”. Батюшков всецело принадлежал ей и много сделал для ее поэтических успехов. Заслуги этой “школы” состояли в том, что она впервые в русской поэзии выдвинула на авансцену литературы “средний” стиль и “средние” жанры (малые формы). Батюшков, как и Жуковский, создал поэтический язык (законы сочетаемости слов разных стилистических пластов и их устойчивые формулы), пригодный для выражения внутреннего мира личности. С этой целью он, сходно с Жуковским, оживил в слове дремавшие в нем эмоциональные значения и оттенки, метафорические смыслы, обширный круг его значимых ассоциаций, все то, что называется эмоциональным ореолом слова. В стихотворениях слова подбирались по их лексической и стилистической уместности. Это означало, что лексические значения и стилистическая окраска рядом или близко стоящих слов не могли противоречить друг другу. Слова “высокого” и “среднего” стиля не должны были “спорить” между собой (например, в послании “Мои пенаты” – “Без злата мил и красен”, где славянизм “злата” сочетается, не вызывая сопротивления, с разговорно-литературным, обиходным словом “мил”). Те же стилистические маркированные слова могут естественно соединяться с просторечным “шалаш” (“Мне мил шалаш простой, Без злата мил и красен…”). “Школа гармонической точности” негласно требовала, чтобы слова подбирались с учетом звуковой гармонии: звуки должны ласкать ухо. Поэтому предпочтение отдавалось “приятным” звукам (л, м, н и гласным), тогда как шипящие исключались. Не допускался или считался неудачным стык согласных. Добившись лексической и стилистической уместности сочетания слов в целях передачи интимных переживаний, в целях психологической истинности, “школа гармонической точности” не могла, однако, сделать еще один шаг и достичь предметной точности. Иначе говоря, она не могла одновременно сохранить точность и психологическую, и предметную. В стихотворении “Мои пенаты” Батюшков дает “довольно пестрый набор обозначений того “уголка”, где обитает поэт: обитель, хижина, шалаш, хата, домик… Ни один из этих поэтических синонимов не служит точным определением того действительного дома, где живет или мог бы жить поэт”. Все синонимические обозначения местопребывания поэта точны и не точны. Они точны с точки зрения “школы гармонической точности”, поскольку поэт прямо сказал, что живет в стране поэзии. Но они не точны с точки зрения предметной, объективной правды: “домик” Батюшкова – метафорический, но не реальный. Поэтому Пушкин, исходя из принципов иной поэтики, мог сделать упрек Батюшкову: в его стихотворении “смешаны” “обычаи жителя подмосковной деревни” с “обычаями мифологии”. С одной стороны, пенаты, лары, парки тощи, а с другой – пестуны, норы, кельи, хата. Еще пример. Стихотворение Батюшкова “Выздоровление” начинается стихами: Как ландыш под серпом убийственным жнеца Склоняет голову и вянет, Так я в болезни ждал безвременно конца И думал: парки час настанет. Пушкин на полях “Опытов…”, где помещено это стихотворение, заметил, что ландыш растет в лесу, а не на “пашнях засеянных”, и потому он не может гибнуть “под серпом”, а только под косой. Он опять упрекнул Батюшкова в отсутствии в его стихотворении предметной, объективной точности. Для Батюшкова же, как и для всей “школы гармонической точности”, она была безразлична. Он хотел соблюсти только точность психологическую, только точность лексического и стилистического выражения внутреннего мира. Для этого нужно было найти образ неумолимой смерти. Им стал “серп убийственный”. Для Батюшкова не имело никакого значения, что ландыш не может погибать под серпом. Ему важно было создать выразительный образ трогательной гибели нежного и беззащитного цветка от беспощадного орудия смерти, чего он и достиг с помощью лексических и стилистических средств (все слова получают дополнительные эмоциональные значения, реализующие метафору смерти: под серпом убийственным, склоняет голову и вянет и т. д.). В пользу этих соображений говорит то, что Батюшков, конечно, знал и мог легко вставить в свое стихотворение другой поэтический образ смерти – косу вместо серпа. Переменить “серп” на “косу” для такого мастера, как Батюшков, ничего не стоило. В стихотворении “Мои пенаты” фигурирует именно этот образ: Пока бежит за нами Бог времени седой И губит луг с цветами Безжалостной косой… “Школа гармонической точности” достигла точности эмоциональной, точности выражения внутреннего мира, но не сделала новый шаг – не соединила психологическую точность, лексическую и стилистическую уместность слова с точностью предметной. Однако и то, чего она добилась, имело великое значение для русской поэзии, для которой был отныне открыт внутренний мир личности и которая благодаря этому вышла на просторы романтизма. Жанровое мышление было решительно поколеблено, а игра стилистическими возможностями слова, различными стилями приобрела решающее значение. Перед русской поэзией встала задача соединить лексическую и стилистическую точность с точностью предметной, сделать так, чтобы предметная точность была одновременно и точностью эмоциональной, а точность эмоциональная – точностью предметной. Решение этой задачи связано с именем Пушкина, которому и принадлежит заслуга завершения сложного процесса созидания русского литературного языка, в которое внесла свой вклад “школа гармонической точности” с ее ведущими поэтами – Жуковским и Батюшковым.