Зачем мне нужна философия? Эссе

Философия, по существу, не имеет своего предмета и говорит об общих закономерностях. Как только мы начинаем искать специфические знания, мы выходим из философии и погружаемся в научные или псевдонаучные дисциплины вроде филологии. Зачем тогда вообще нужна философия? Хотя я не являюсь философом в классическом смысле слова, я думаю, что философия необходима, потому что она позволяет подвергнуть рефлексии то, что делаю я, то, что делают люди конкретных дисциплин. Всегда нужна некая сверхобщая платформа, которая бы позволила взглянуть со стороны на основания нашей деятельности. Я начинал как семиотик, ездил в Тарту. После появления работ Лотмана и его единомышленников казалось, что семиотика — это дисциплина, трансформирующая наше представление о мире. Мы были уверены, что вокруг сплошные знаковые системы, к которым можно свести всю культуру. Когда у нас разворачивалась семиотическая эпопея, во Франции развивался свой структурализм — он отчасти был нам близок, но только отчасти. И у нас, и во Франции семиотика восходила к Соссюру, к структурной лингвистике. Это видно в ранних работах, например, Мишеля Фуко или Лакана, который был тесно связан с Якобсоном, останавливавшимся у него во время своих наездов в Париж. Когда Лакан говорил, что бессознательное структурировано как язык, он многое заимствовал у Якобсона. После Лотмана российская линия семиотики иссякла без больших последствий, хотя наработанное в 1960—1970-е все еще изучают в наших вузах. Французская линия, трансформировавшись, оказала огромное влияние на мир. Я думаю, причина в том, что французский структурализм был тесно связан с философией, что позволило ему переосмыслить основания и меняться со временем. Российская семиотика оказалась на редкость ригидной. Важно, например, что в нашумевшей книге «О грамматологии» Деррида подверг «деконструкции» лингвистику Соссюра и его понимание знака. Это позволило двигаться дальше, развиваться. Невозможно идти вперед без постоянной проблематизации аксиоматики науки. В России был запрет на философию. Ты приезжал в Тарту и обнаруживал, что о философии нельзя говорить, потому что философия у всех ассоциировалась с марксизмом-ленинизмом, а это была чистая идеология. Не существовало места для философии там, где делалась наука, где шел поиск «объективного» знания. Запрет на философию привел к кризису и крушению всей дисциплины.