Реферат: Поэтическая практика читатель, взявшийся за перо

В своих воспоминаниях друг и соратник В. Шершеневича по имажинизму А. Мариенгоф приписывает ему такое признание: "…талантливо написанное чужое стихотворение вдохновляет куда больше, чем полнолунье, чем пахнущие цветочки на липах или нежная страсть". [1]

Этот, вероятнее всего, вымышленный эпизод как нельзя лучше характеризует одну из главных особенностей творческой личности В. Шершеневича - подражательность, ориентацию на уже существующие поэтические образцы.

Интересную, хотя и не бесспорную оценку этого явления дает А. Белецкий, характеризуя определенный тип писателей как "читателей, взявшихся за перо": "такие читатели-авторы чаще всего являются на закате больших исторических эпох…они всегда могут возникнуть в культурной среде или группе, накопившей известный запас художественных достижений…"[2] Критерием выявления подобного типа автора-читателя является то, что "у читателя, взявшегося за перо не только источник творческой жизни, но и ее проявления - чужие". [3]

Возможен ли подобный подход к творчеству В. Шершеневича? Быть может, его поэзия это "одна великолепная цитата"? Входила ли игра цитатами в его творческий замысел? Думается, что на этот вопрос следует ответить отрицательно. В стихотворениях В. Шершеневича мы не найдем внешних признаков цитации. Соединяя разнонаправленные тенденции в одном тексте, В. Шершеневич не стремится подчеркнуть их различие, но старается синтезировать новый поэтический стиль. Стоит вспомнить резко отрицательное отношение В. Шершеневича - футуриста к вторичной поэзии, поэзии стилизации: "Если мы будем разбираться в целях стилизации, то увидим следующее: цель стилизации - воссоздание…чужого творчества… Здесь возникает невольное: к чему? Допустим, что лирик обладает настолько эластичной творческой способностью, что ему возможно полное растворение своего "я" в стакане чужого духа. Творчество этого лирика теряет и свою самостоятельность и, следовательно, ценность новизны и оригинальности, т.е. почти единственную ценность Искусства". [4]

Нам кажется, что подобное определение как нельзя больше подходит к творчеству самого В. Шершеневича. Косвенно нашу оценку подтверждает высказывание Б. Пастернака о творческом методе В. Шершеневича: "Фигуральная образность, вот что связывалось всегда в представлении обывателя с понятием поэзии". [5] В этом высказывании важно не то, что Б. Пастернак обвиняет В. Шершеневича в потакании невзыскательным вкусам толпы (что, конечно, неверно), а то, что он указывает на известную тождественность сознания поэта В. Шершеневича и читателя: "В последних его фабрикантах совершенно отсутствует все то, тайна чего и не подозревается непосвященными, и, напротив, она изобилует зато всем тем, в чем публика всегда видела родовой признак поэзии. Соответствие это настолько полно, что мы вынуждены сознание производителя прировнять к сознанию потребителя". [6]

Начинает свою творческую деятельность молодой поэт под знаком символизма и акмеизма. Ранние работы В. Шершеневича в равной степени обязаны К. Бальмонту, А. Блоку и Н. Гумилеву. Последний дает такую характеристику В. Шершеневичу: "Вадим Шершеневич всецело под впечатлением поэзии Бальмонта, Но может быть это и есть самый естественный путь для юного поэта. В его стихах нет ни вялости, ни безвкусия, но нет и силы или новизны"[7] (о сборнике "Весенние проталинки"). Столь сдержанная оценка через некоторое время сменяется восторженной: "Прекрасное впечатление производит книга Вадима Шершеневича ("Carmina" - Е.Ф.). Выработанный стих,… непритязательный, но выверенный стиль, интересные построения заставляют радоваться его стихам. Он умеет повернуть строфу, не подпадая под ее власть. В эйдологии (системе образов) он ученик А. Блока, иногда более покорный, чем это хотелось бы видеть. Но уже проглядывает в его стихах стремление к четкости и договоренности, как бунт против настроений раннего немецкого романтизма в русской поэзии". [8]

Действительно, А. Блок - это один из немногих поэтов "неавангардного" направления, влияния которого В. Шершеневич не отрицал. Позднее один из экземпляров книги В. Шершеневича "Быстрь" была подарена А. Блоку с посвящением: "Единственному русскому лирику-символисту". Отношение юного поэта к самому Н. Гумилеву не лишено двусмысленности. Так, в разделе сборника "Carmina" "Чужие песни" Н. Гумилеву посвящено такое стихотворение:

О, как дерзаю я смущенный,

Вам посвятить обломки строф,

Небрежный труд, но освященный

Созвездьем букв: "а Goumileff"

С распущенными парусами

Перевезли в своей ладье

Вы под чужими небесами

Великолепного Готье. [9]

Как верно замечает В. Бобрецов "… прямодушный Гумилев не ощутил едва заметный привкус дегтя в этом на первый взгляд весьма медоточивом посвящении: "великолепным"-то назван Теофиль Готье! А Николаю Гумилеву отведена достаточно скромная роль добросовестного переводчика". [10]

Как уже было сказано выше, В. Шершеневич признает основополагающее влияние А. Блока и то, что многие стихотворения сборника "Carmina" были написаны в период, "когда творчество Блока оказывало подавляющее влияние на мои произведения". [11] Первый раздел книги "Carmina" - "Маки в снегу" целиком посвящен А. Блоку. Мотивы снежной стихии, обжигающего снежного костра, явно навеянные сборником А. Блока "Снежная маска" становятся ведущими в раннем творчестве В. Шершеневича:

Ты отошла за травы луга,

В глухую осень, в камыши

Расплескивает крылья вьюга

Над страшною тоской души. [12]

(Начало, очевидно, навеяно стихотворением "Ты отошла, и я в пустыне…"[13] )

Или:

Я грущу в кабаке за околицей

И не радует душу вино.

А метель серебристая колется

Сквозь разбитое ветром окно…

Ах, взгляни, промелькни из метелицы,

Снеговая царевна моя. [14]

--> ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ <--