Сочинение: Поэзия В.А. Брюсова

Мои верный вол,— нас только двое!

(«В ответ»)

Поэт и его мечта, только двое. Все остальное — пустяк:

Что слава наших дней? – случайная забава!

Что клевета друзей? – презрение хулам!

(«Памятник», 1912)

На первой странице рабочей тетради Брюсова за октябрь 1896 г. находим следующею запись: «Довольно! Я боролся и теперь я побежден. Я долго боролся... Вы не хотите меня — я ухожу. Я не напишу больше ни одной строки ни прозы, ни стихов — исключая разве деловой записки. Я смолкаю, чтобы жить для себя. Я один буду любоваться своими вспыхивающими мечтами и никто из вас не повторит их. Я ухожу». Самая лексика и образы этой записи напоминают «...И покинув людей» и другие стихи «Me eum esse», но есть здесь и существенное, отличие—осознание того, что уход от людей, путь аристократического индивидуализма есть поражение, творческая смерть. И Брюсов выбирает в стихах 1897 г. другой путь,—тот, что был назван выше «индивидуализмом независимости». Пусть его юношеские мечтания не соответствуют действительности, поэт все же не изменяет им: «Да, я к людям пришел!.. Круг заветный замкнулся». Пусть неверно, что «люди мне братья, как это мне грезилось в детстве» («Нам руки свободные свяжут...», 1905), но я должен помочь им. Пусть они даже проклянут меня, я должен простить их, «забыть вражду» («Я прежде боролся, скорбел...», 1897), быть выше личных обид. Так возникло замечательное стихотворение «Еще надеяться — безумие...» (1897), являющееся своего рода синтезом в поэтическом споре «Поэт и люди», начатом в русской поэзии «Пророком» Пушкина и подхваченном в «Пророке» Лермонтова.

Еще надеяться — безумие.

Смирись, покорствуй и пойми;

Часами долгого раздумья

Запечатлен союз с людьми.

Прозрев в их душах благодатное,

Прости бессилие минут:

Теперь уныло непонятное

Они, счастливые, поймут.

Так. Зная свет обетования,

Звездой мерцающей в ночи,

Под злобный шум негодования

Смирись, покорствуй и молчи.

«Молчи», не отвечай на брань, «смирись» со своей участью думать о других и за других, «покорствуй» своему призванию, ибо ты пришел в жизнь поэтом, и останешься им «даже против воли», тебе не дано «остановить, что быть должно» («Я прежде боролся, скорбел...»).

Это абсолютно зрелый, выбор, поэт не обманывает себя, он знает: перед ним крестный путь, многолетней одинокий труд. Но выбор его окончателен:

Облитый светом предзакатным

Еще до входа я стою,

Но в сердце знаю невозвратно

- Дорогу скорбную мою.

…Пусть суждена мне смерть и гибель

Здесь, в глубине, где я стою; —

Она — моя, я сердцем выбрал

— Дорогу скорбную мою!