Африка

    1
    
     Как всегда, на взморье - к пароходу - с берега побежали карбаса. Чего-нибудь да привез пароход: мучицы, сольцы, сахарку.
     На море бегали беляки, карбаса ходили вниз-вверх. Тарахтела лебедка, травила ящики вниз, на карбаса.
     - Все, что ли, а? - и уж хотели было поморы
     обратно вернуть, но тут вышло происшествие необычайное: с парохода по лесенке стали спускаться господа какие-то.
     - Это. . . господам-то. . . куды же? - опешили карбаса.
     - Но-о, глазами захлопал! Не видишь, в Кереметь к вам? Принимай живей. Ерупи-итка!
     Принимать пришлось Федору Волкову. Было их двое господ да одна девушка ихняя. И то разговаривают все по-нашему, по-нашему, а то примутся еще по-какому-то. Подивился Федор Волков.
     - Вы, господа, сами-то родом откулева же будете?
     А господа веселые. Переусмехнулись между собой, да и говорит, который бритый:
     - Мы-то? - подмигнул,- из Африки мы.
     - Из А-африки? Да неуж и по-нашему там говорят?
     - Там, брат, на всех языках говорят. . .
     А девушка ихняя засмеялась. Чему засмеялась - неведомо, а только - хорошо засмеялась и хорошо на Федора Волкова поглядела: на плечи его страшные; на голову-колгушку, по-ребячьи стриженную; на маленькие глазки нерпичьи.
     Показал Федор Волков господам приезжим отводную квартиру: держал нынче квартиру Пимен, двоеданского начетчика племяш. Хорошая изба была, чистая.
     Сел Федор Волков на камушке у ворот. В тишине сумерной было явственно слышно, как они там в избе разговаривали, то по-нашему, то по-своему опять. А потом заиграла девушка ихняя песню. Да такую какую-то, что у Федора инда в груди затеснило, вот какая грусть, а об чем - неведомо. И дивно было: девушка, будто, веселая, а этак поет?
     Век бы ее слушал, да поздно уж: хочешь-не-хочешь, время - спать.
     Ночь светлая, майская. По-настоящему не садилось солнце, а так только принагнется, по морю поплывет - и все море распишет золотыми выкружками, алыми закомаринами, лазоревыми лясами.
     Не то во сне снилось Федору Волкову, не то впрямь это было: будто, опять пела девушка ихняя, а он, будто, встал, оделся и по улице пошел: поглядеть, где же это она поет-то ночью?
     Идет мимо Ильдиного камня, а на камне белая гага спит - не шелохнется, спит,-- а глаза открыты, и все, белое, спит с глазами открытыми: улицы изб явственных глазу до сучка последнего; вода в лещинках меж камней; на камне - белая гага. И страшно ступить погромче: снимется белая гага, совьется - улетит белая ночь, умолкнет девушка петь.
     И опять - не то сон, не то явь, а только будто окно - темное, она - белая в окне-то и, будто, шепотом, шепотом так Федору Волкову:
     - Они спать полегли. А я не могу спать, - как же спать? А ты, милый, пришел, вот спасибо тебе. . .
     И еще - будто из окна нагнулась, обхватила Федора Волкова голову - и к себе прижала. А руки у ней, и грудь у ней - так пахнули - только во сне так и может присниться.
     Днем возил Федор Волков господ из Африки. На семгу ярус закидывали, лежали на ярусе два часа. И все глядел Федор на девушку ихнюю и глазами пытал: ночью - во сне ли она приснилась или. . .
     К вечеру вернулся обратно пароход, стал на взморье и загудел. И опять Федору же вышло везти к пароходу гостей приезжих.
     - Ну, Федор Волков, прощай. В Африку-то приезжай к нам.

--> ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ <--