Аристократ Сысой Закорюкин

    Так как не сегодня-завтра это придет, то не будем, подобно страусу, зарывать голову в песок…
    Давайте взглянем этому Страшному «ЗАВТРА» прямо в его смеющуюся, строющуто гримасы — харю.
    * * *
    У сапожника Сысоя Закорюкина («Мужская и дамская обувь, заказы и починка») сегодня бал…
    Особняк его залит огнями, из окон на улицу доносятся звуки струнного оркестра, а мордастый швейцар вальяжно прохаживается у подъезда, щеголяя красной с жёлтым ливреей (родовые цвета Сысоя Закорюкина) и помахивая на потеху собравшимся мальчишкам увесистой булавой.
    Наверху же, у входа в зал, как это и полагается, — хозяин и хозяйка дома, Сысой и Анисья, — встречают именитых тостей.
    Увидев приближающегося гостя, Сысой привычным элегантным жестом вытирает руку о шевиотовые штаны н подаёт ребром, лихо рубанув ею воздух.
    — Приходите, проходите, — приветливо говорит он. — Нечего тут топтаться.
    Анисья стирает концом шейного платка пот с пылающего лба и сияюще подмигивает гостям:
    — Мой-то, а? Каки кренделя выкомаривает! А?
    Гости все прибывают и прибывают — один гость именитее друтого: портной Птахин, слесарь Огуречный, владелец лимонадной будки Гундосов, яичная торговка Голендуха Паскудина — не та, что умерла Макридой-миллионершей, а её сеетра, Голендуха, ещё один портной Обкарналов — вся самая изысканная финансовая аристократия.
    Среди гостей носятся даже слухи, что обещал прибыть портовый грузчик Вавило Рыклов — аристократ из аристократов, денди из дендев.
    Его историографы и мемуаристы утверждали даже, что он в «двадцать одно» не моргнув глазом ставит на карту по полтораста, двести тысяч и выпивает в день по 3 бутылки мартелевского коньяку.
    Наконец, все гости съехались. Оркестр грянул «Алёша, ша», и пары закружились.
    Хозяйка дома сидела у стены с солидным владель лимонадной будки и вела солидный, но увлекательный разговор.
    — Набавил я на стакан воды двести — и что же думаете? — пьют, черти. Никто даже слово не скажет. Сосёт, анафема, по два, по три стакана. Прямо ты его хоть с кашей ешь!
    В голосе Гундосова слышалось почтительное удивление.
    — Народ, диствительно, — покачала солидно головой хозяйка. — Прямо будем говорить — озверел! Приходит заказчик: «Сколько за сапоги?» — «Четыреста тысяч!» — «За пару?» Мой-то прищурился да как ляпнет: «Где там пару! За штуку. Пара — восемьсот». И ведь заказывают!
    — Дела! Музыку откуда достали?
    — Один тут профессор консерватории обтяпал! Головастый, а иногда по роялю жарнёт так, что чертям тошно.
    — Известно, с голоду чего не сделаешь. У меня в тоже бывший атташе посольства заказы принимает — прямо на улице подобрал я его — так ведь до чего лих с заказчиком говорить — прямо уму непостижимо! Такого ему Оскара Уайльда вотрёт…
    — Стаканчик мороженого! .
    — И очень даже. Здорово закручено. Сами крутили?
    — Зачем сами. У нас тут бывший профессор химии принанят для энтого дела. Рикиминдовали, что будто по какому-то анабиозу собаку съел. Вот мы его для мороженого и приспособили. Нехай себе крутит. Вообще, знаете, теперь вся энтилитенция на службе у капитала. Хотели м даже концертик нынче соорудить, Собинова с Аверчекой договаривали, да ломучие они какие-то, Бог с ними. Пойдите вы, говорят, к этому самому… и слово то забыла, нехорошее слово. Одначе танцами дирижирует у нас балетмейстер киевского Оперного театра, а стол украшал художничек тут один — он еще в 16 году от Академии поездку в Италию получил. Известно, жрать всякому хотца… * * * Под утро бал у Сысоя Закорюкина («Мужская и дамская обувь, заказы и починка») — кончился. Усталая, но довольная разъезжалась по домам новая аристократия. И у подъезда долго ещё можно было слышать зычные выкрики швейцара — бывшего оперного баса, творца партии Мефистофеля в «Фаусте»: — Кучер, барон Менгден! Давай карету Гундосина. — Шофёр Голендухи Паскудиной, князь Белопольский! Заводи мотор! — Куда запропастился, чёрт его дери, граф Гронский?! И из предутренней мглы слышался сонный голос: — Граф Гронский поехал в чайную, а потом лошадей поить!.. * * * Раньше на старом стяге было написано: «Сим победиши!» Теперь, вместо Сима, пришла пора другого Ноева сына… На русском стяге красуется по новому правописанию: «Хам победиши!»