С луны свалился

    1
     За последние два года жизнь резко изменилась.
     Главное, интересно отметить,-- почти прекратилось воровство.
     Все стали какие-то положительные, степенные. Воруют мало. И взяток вовсе не берут.
     Прямо перо сатирика скоро, небось, заржавеет.
     Конечно, насчет взяток дело обстоит сложней. Взяток не берут, но деньги, в другой раз, получают. Тут в смысле перевоспитания публика туго поддается новым моральным течениям. При этом из боязни такого тумана напускают, что сразу и не
     поймешь, что к чему и почему.
     Давеча на юге я столкнулся на этом фронте с одной хитростью. И вот желаю осветить это дело, чтоб другим неповадно было.
     Одним словом, в одной гостинице хотели за номер содрать с меня въездные. Ну, другими словами,-- хотели взятку взять.
     Конечно, раньше, несколько лет назад, на эту простенькую тему я бы написал примерно такой рассказец. 2
     И вот, стало быть, еду я, братцы, на пароходе.
     Ну, кругом, конечно, Черное море. Красота неземная. Скалы. Орлы, конечно, летают. Это все есть. Чего--чего, а это, конечно, есть.
     И гляжу я на эту красоту и чувствую какое-то уважение к людям.
     "Вот,-- думаю,-- человек -- властитель жизни: хочет-- он едет на пароходе, хочет -- на орлов глядит, хочет -- на берег сейчас сойдет и в гостинице расположится".
     И так оно как-то радостно на душе.
     Только, конечно, одна мысль не дозволяет радоваться. Где бы мне, думаю, по приезде хотя бы паршивенький номеришко достать.
     И вот плыву я грустный на пароходе, а капитан мне и говорит:
     -- Прямо,-- говорит,-- милый человек, мне на вас жалостно глядеть. Ну, куда вы едете? Ну, на что вы рассчитываете? Что вы, с луны свалились?
     -- А что? -- говорю.
     -- Да нет,-- говорит.-- Но только как же это так? Что вы -- ребенок? Ну, где вы остановитесь? Чего вы поехали? Я даже согласен назад теплоход повернуть, только чтоб вам туда не ехать.
     -- А что,-- говорю,-- помилуйте?
     -- Как что? Да разве у вас есть знакомства -- номер получить, или, может быть, у вас портье -- молочный брат? Я, -- говорит, -- прямо удивляюсь на вас.
     -- Ну,-- говорю,-- как-нибудь. Я,-- говорю,-- знаю одно такое петушиное слово, супротив которого в гостинице не устоят.
     Капитан говорит:
     -- А ну вас к черту! Мое дело -- предупредить. А вы там как хотите. Хоть с корабля вниз сигайте.
     И вот, значит, приезжаю.
     В руках у меня два места. Одно место -- обыкновенная советская корзинка, на какую глядеть мало интереса. Зато другое место -- очень такой великолепный фибровый или, вернее, фанерный чемодан.
     Корзинку я оставляю у газетчика, выворачиваю наизнанку свое резиновое международное пальто с клетчатой подкладкой и сам в таком виде со своим экспортным чемоданом вламываюсь в гостиницу.
     Швейцар говорит:
     -- Напрасно будете заходить -- номерей нету.
     Я подхожу до портье и говорю ему ломаным языком:
     -- Ейн шамбер--циммер, -- говорю, -- яволь?
     Портье говорит:
     -- Батюшки--светы, никак, иностранец к нам приперся.
     И сам отвечает тоже ломаным языком:
     -- Яволь, яволь. Оне шамбер--циммер, безусловно, яволь. Битте--дритте сию минуту. Сейчас выберу номер какой получше и где поменьше клопов.
     Я стою в надменной позе, а у самого поджилки трясутся.
     Портье, любитель поговорить на иностранном языке, спрашивает:
     -- Пардон,-- говорит,-- господин, извиняюсь. By зет Германия, одер, может быть, что-нибудь другое?..
     "Черт побери,-- думаю,-- а вдруг он, холера, по--немецки кумекает?"
     -- Но,-- говорю,-- их бин ейне шамбер--циммер Испания. Компрене? Испания. Падеспань. Камарилья.
     Ох, тут портье совершенно обезумел.
     -- Батюшки--светы,-- говорит,-- никак, к нам испанца занесло. Сию минуту,-- говорит.-- Как же, как же.-- говорит,-- знаю, слышал,-- Испания, падеспань, эспаньолка...
     И у самого, видать, руки трясутся. И у меня трясутся. И у него трясутся. И так мы оба разговариваем и трясемся.
     Я говорю ломаным испанским языком:
     -- Яволь,-- говорю,-- битте--цирбитте. Несите,--говорю,-- поскорей чемодан в мою номерулю. А после, -- говорю, -- мы поговорим, разберемся, что к чему.
     -- Яволь, яволь,-- отвечает портье,-- не беспокойтесь.
     А у самого, видать, коммерческая линия перевешивает.
     -- Платить-то как,-- говорит,-- будете? Ин валют одер все-таки неужели нашими?
     И сам делает из своих пальцев знаки, понятные приезжим иностранцам -- нолики и единицы.
     Я говорю:
     -- Это я как раз не понимает. Неси,-- говорю,-- холера, чемодан поскорей.
     Мне бы, думаю, только номер занять, а там пущай из меня лепешку делают.
     Вот хватает он мой чемодан. И от старательности до того энергично хватает, что чемодан мой при плохом замке раскрывается.
     Раскрывается мой чемодан, и, конечно, оттуда вываливается, прямо скажем, разная дрянь. Ну там, бельишко залатанное, полукальсоны, мыльце "Кил" и прочая отечественная чертовщинка.
     Портье поглядел на это имущество, побледнел и сразу все понял.
     -- А нуте,-- говорит,-- подлец, покажи документ.
     Я говорю:
     -- Не понимает. А если,-- говорю,-- номерей нету, я уйду.
     Портье говорит швейцару:
     -- Видали? Эта дрянь пыталась пройти под флагом иностранца.
     Я собираю поскорей свое имущество и -- ходу. А в другой гостинице все же номер получил -- под это же самое плюс пятьдесят рублей. 3
     Вот, примерно, в таком легком виде года три--четыре назад сочинил бы я рассказ на эту тему.
     Ну, конечно, молодость. Беспечность в мыслях. Пустяковый взгляд на вещи.
     А нынче как-то оно не то. Нынче охота быть поближе к правде. Неохота преувеличивать, выдумывать и кувыркаться. Неохота сочинять разные там побасенки и фарсы с переодеванием.
     Одним словом, желательно быть поправдивей и желательно говорить без всякого вранья.
     И рассказ на эту тему, вернее -- истинное происшествие, без прикрас и без одного слова выдумки, рисуется нам уже в таком академическом виде. 4
     Прямо с парохода я отправился.в гостиницу. Портье, криво усмехаясь, говорит скорее в пространство, чем мне:
     -- Нет, знаете, я прямо удивляюсь на современную публику. Как пароход приходит, так все непременно к нам. Как нарочно. Как будто у нас тут для них номера заготовлены. Что вы, с луны упали? Не понимаете ситуации?
     Я хочу уйти, а швейцар, тихонько вздыхая, говорит мне:
     -- Да уже, знаете... Прямо беда с этими номерами. Нигде нет номеров. У нас-то, конечно, нашлось бы, но... Да вы поговорите хорошенько с портье...
     -- Черт возьми,-- говорю,-- вы это про что? Портье со своей конторки говорит швейцару через мою голову:
     -- Я удивляюсь на вас, Федор Михайлович. Где же у нас свободные номера? С чего вы взяли? Да, есть один номер, но он, вы же знаете, без ключа. Если хочет -- пущай берет.
     Я говорю:
     -- Хотя бы дайте без ключа.
     -- Ах, вам без ключа,-- говорит портье,-- берите. Только у нас кражи. Воруют. Упрут портьеры, а вам за них отвечать.
     Я говорю:
     -- В крайнем случае я из номера не буду выходить. Только допустите. А то меня на море закачало -- еле стою.
     -- Берите,-- говорит портье,-- только предупреждаю: у нас ключ потерян, а номер заперт. А вы, наверное, думали наоборот -- номер не заперт, а ключ потерян.
     -- Помилуйте,-- говорю,-- на что же мне такой номер, в который не войти...
     -- Не знаю,-- говорит портье,-- как хотите.
     Швейцар подходит ко мне и говорит:
     -- Я бы мог дать совет.
     Даю ему трешку.
     -- Мерси,-- говорит.-- Если хотите, я сбегаю во двор. У нас там работает наш слесарь. Он может отмычкой открыть ваш номер.
     Вот приходит слесарь.
     -- Да,-- говорит,-- конечно, об чем речь, еще бы. Ясно. Дверь открыть -- делов на копейку, но мне,-- говорит,-- мало расчета подниматься в верхние этажи. Я,-- говорит,--каждый час своего времени буквально на валюту считаю.
     Даю слесарю пять рублей.
     Он открывает отмычкой дверь и дружелюбным тоном говорит:
     -- Да, конечно. Еще бы. Ясно. Без ключа мало интереса жить. Все-таки вам, наверное, захотится покушать или куда-нибудь выйти попить водички,-- а тут сиди, как болван.
     -- Да уж,--говорю,-- прямо хоть человека нанимай.
     ---- Ну, это,-- говорит,-- вам влетит в копеечку, а вот рублей бы за восемь я бы вам схлопотал какой-нибудь ключишко из старья.
     И вот ключ подобран. Я лежу на кровати, как фон барон. Я слушаю патефон из соседнего номера -- пенье господина Вертинского. Я гуляю и хожу туда и сюда. И со своим ключом чувствую себя на одном уровне с соседями.
     Вечером иду на прогулку, а портье мне говорит:
     -- Знаете, мы вам с этим ключом заморочили голову. Мы думали, он потерян, а он висит на другом гвозде.
     -- Здорово,-- говорю,-- номер стоит пять рублей, а накладных расходов шестнадцать.
     -- То есть,-- говорит,-- как шестнадцать, а не восемь?
     -- Нет,-- говорю,-- шестнадцать. Швейцару -- три, слесарю -- пять, да за ключ -- восемь.
     -- За какой ключ?
     -- Да,-- говорю,-- слесарь мне подобрал.
     -- Позвольте,-- говорит,--да он, подлец, не продал ли вам наш ключ? Ну да,-- говорит,-- так и есть. Вот он тут висел, а сейчас нету. Ну, погодите, я ему...
     -- Тут у вас,-- говорю,-- кажется, шайка--лейка...
     Портье начал чего-то врать и бормотать про небольшие заработки, после махнул рукой и отвернулся поговорить с вновь приезжим.
     И я слышал, как он сказал:
     -- Да, есть один номерок, но без ключа.
     Вскоре я уехал из этой гостиницы.
     Между прочим, думал, что и с железнодорожными билетами будет такая же волынка и такие же накладные расходы, но оказалось -- ничего подобного. Билет я получил по знакомству и заплатил за него именно столько, сколько он стоил по казенной цене. Так что я вернулся с юга в душевном равновесии.