Вся власть — мне

    Уже несколько дней подряд я ходил как неприкаянный, и все время не мог понять, что со мной делается…
    — Что с тобой такое? — спрашивали друзья.
    — И сам не понимаю что. Чего-то мне хочется, а чего и сам не знаю.
    — Может быть, ты жениться захотел?
    — Фи, какая гадость! Тоже выдумаете… Нет, мне хочется чего-то этакого… Ну, понимаете? Такого.
    — Какого?
    Я беспомощно вертел рукой.
    — Ну, такого знаете… большого. Важного.
    — Родзянки, что ли?
    — Глупо. Понимаете, чего-нибудь такого, чтоб оно было большое и приятное.
    — Ну, это довольно расплывчато. Вагон белой муки под это подходит. Гарем египетского хедива подходит. Доходный дом на Невском. Бриллиант величиной с куриное яйцо. Жесточайшая подагра у твоего врага. Мало ли что бывает большое и приятное!
    Однажды кто-то спросил:
    — Может тебе сладенького хочется?
    — А чего бы, например? — задумчиво прищурился я.
    — Скажем, земляничный торт. Да нет их теперь. Власти запретили.
    Вдруг я, осененный, стукнул кулаком по столу.
    — Есть! Вот чего я хочу!
    — Торт? Но торты запретили власти.
    — Нет! Вот этого именно я хочу: власти! — Власти мне уже который день хочется!
    Окружающие засмеялись.
    — Ишь чего захотел! Власти! Раньше было Вся власть советам, а теперь вся власть у большевиков. Опоздал, голубчик!
    Снова я стукнул кулаком по столу.
    — Так будет же по-моему! Товарищи пролетарии! Объединяйтесь под знаменем: Вся власть Аркадию Аверченко!
    На наш век пролетариев хватит.
    Я был как в горячке. Вдохновение горело на челе моем.
    — С чего же Вы начнете? — спросили меня.
    — Ясно с чего: с декрета.
    ***
    Через день мой первый декрет был уже напечатан и расклеен:
    Декрет.
    Главного сверх-народного комиссара, поставленного волей самых что ни на есть беднейших крестьян, невероятно солдатских солдат и поразительно матросских матросов… Товарищи! Большевики вас обманули и обсчитали. Что они дали вам? Землю? А вы спросите их, кто будет обрабатывать эту землю? Придется вам же! Очень весело, нечего сказать! Нет, товарищи! Если вы объединитесь под священным лозунгом не трудящихся масс: Вся власть Аркадию Аверченко! — то вы будете иметь землю и не вы будете ее обрабатывать. Дудки-с! Довольно вы уже поработали. Пусть другие работают за вас! И эти другие — буржуи и аристократы! Скажем так, Родзянко и Милюков впрягаются в плуг, а графиня Кантакузен идет сзади и подгоняет их. Косить будут Сумароковы-Эльстон, — вся семья, а молоть — те же большевики. Это их дело! Довольно они попили вашей кровушки! Пусть коров пасет председатель сельскохозяйственного общества, а крыши чинят сами братья Тонет. Большевики глупо, как попугаи повторяли: — Вся власть беднейшим крестьянам! Почему? Я, наоборот, говорю: — Вся власть богатейшим крестьянам, потому что среди вас не будет бедных! Вы, товарищи рабочие! Большевики и вас обманули! Подумаешь, важное кушанье — контроль над производством? А заводы и фабрики все-таки у буржуев-капиталистов! Нет, я вам дам побольше! К нам пожалуйте, первый сорт у нас покупали! Каждый рабочий у меня получит собственный небольшой завод или фабрику на сто персон, и пусть он отныне ходит по заводу, заложив руки в карманы, да только покрикивает — рабочими у него будет Крестовников, Коновалов и прочие Рябушинские. Это тебе не контроль какой-нибудь паршивый! Итак, идите все на улицу и носите по улице писанную торбу, на которой должны быть напечатаны великие слова: — Вся власть Аркадию Аверченко! — Долой контрреволюционеров, всех этих буржуев, — Каледина, Керенского, Троцкого, Ленина и других, продавшихся капиталу! Товарищи солдаты и матросы! К вам слово мое! Вы так жадно хотите мира, — разве его вам дали обманщики большевики? Что они сделали? Послали к немцам для переговоров какого-то несчастного Шнеура, да и тот оказался жуликом! Нет, вот у меня будет мир, — так мир! За ухо от него не оттянешь. Такой скорый, что не успеете и оглянуться. И что это за скромность такая, — без аннексий и контрибуций? Почему? Наоборот! С массой аннексий и контрибуций! С чьей стороны — это не важно. Те же из вас, которые все равно не воевали и которым будет ли война или нет — ни тепло, ни холодно, — одним словом, петроградскому революционному гарнизону, — я обещаю на ухо пять словечек: 1. Государственный, 2. банк. 3. Погреб, 4. Зимнего и 5. дворца! Теперь, посчитайте, — кто больше дает — я или большевики? За кем вы пойдете, за мной или большевиками? Дураки вы что ли, чтоб идти за ними, когда я даю втрое больше? Итак, пусть перед вашими духовными очами ярко горят два огненных лозунга: 1. Вся власть Аркадию Аверченко! 2. Господин, у нас покупали, — пожалуйте. Подписано: Сверх верховный сверх комиссар Аркадий Аверченко Да здравствует углубление революции! В борьбе обретешь ты лево свое! *** Не прошло и нескольких часов, как ко мне в квартиру влетели бледные, растерянные Троцкий и Ленин. — Что Вы наделали? — с порога крикнули они. — С ума Вы сошли? — А что? — спросил я с невинным видом. — Садитесь, господа. — Уже? — крикнул хрипло Троцкий. — Мы не хотим садиться! Вы не имеете права нас арестовывать! Я вспыхнул. — Это почему же, скажите пожалуйста, — надменно спросил я. Отныне вся власть перешла ко мне! Вся власть Аркадию Аверченко! — Вас никто не выбирал. — Выбирут! Я таких обещаний в свой декретишко насовал, что все за мной побегут. — Но ведь это ложь! — стукнул кулаком по столу Ленин. — Где Вы возьмете столько фабрик, чтобы наделить каждого рабочего фабрикой? Где Вы наберете столько Родзянок и Кантакузенов, чтобы пахать на них землю? Какой это мир можно в два дня заключить? Мы неделю не могли, а Вы… — За ним все равно никто не пойдет, — пробормотал дрожащими губами Троцкий. Я ядовито улыбнулся. — Вы думаете? А вы слышите уже эти крики на улице: Вся власть Аркадию Аверченко! Долой капиталистов Троцкого и Ленина! — Пощадите! — застонал, простирая ко мне руки, Ленин. — Отпустите! — Поздно, — сказал я роковым голосом, показывая на появившихся в дверях красногвардейцев. — Арестуйте этих двух… Я устало указал на Ленина и Троцкого. — Куда их потом? — презрительно спросил красногвардеец. — Ну, как обыкновенно: в Петропавловку, Ступайте, господа. Все там будем. *** И что же! Последняя моя фраза оказалась пророческой: я пошутил, а через три дня появилась новая власть, и я, сверх комиссар был сверх арестован и посажен в сверх Петропавловку сверх всех министров. Моим преемником по власти над страной оказался какой-то Федька Кныш, — он так и подписался под декретом, свалившим меня: — Федька Кныш, крючник калашниковой пристани. И знаете, чем он взял в свои руки все не трудящиеся массы, чем он победил? Краткий лозунг был у Федьки, а крепкий, черт его побери! Вот этот лозунг: — Шантрапа! — писал грубый, невоспитанный Федька. — Делай что хошь! На шарап! Мой лозунг : Всем — все! И долго ходили толпы по городу, с яркими плакатами в руках: Вся власть Федьке *** Ничего не поделаешь. Федька оказался левее.