Краткое содержание хранитель огня

Кэвэв шел, с трудом вытаскивая ноги из рыхлого снега. Позади оставался кривой след -- беспощадное свидетельство возраста человека. Лет двадцать назад цепочка снежных ямок от ног казалась вычерченной по длинной ровной линейке на розовом снегу. Кривая линия следов напоминала Кэвэву о том, что ему пора проведать склад погребальных дров, укрытый над таежным озерком в потаенном месте. Свой дровяной запас старик держал в секрете, о нем не знала даже жена. С годами дерево стало сухим, березовые поленницы потемнели... Кэвэв присел отдохнуть. Как прекрасна тайга! Даже такая редкая и мелкая, как здесь, на самой границе тундры. И деревья похожи на северных людей -- коренастые, крепко держащиеся за землю. Попробуй выкорчуй вон ту иву! Придется переворошить всю землю, долбить ломом вечную мерзлоту. Кэвэв встал и зашагал дальше, стараясь аккуратно ставить ногу, чтобы не провалиться в снег. Он глубоко вдыхал свежий воздух, и легкая боль в груди была сладостной. Свежесть, верил старик, разглаживает морщины в легких, отслаивает наросший за многие десятилетия черный табачный налет. Неожиданно в воздухе почуялось что-то новое, необычное, странное. Кэвэв приостановился, прислушался. Так он делал всякий раз, когда в таежных дебрях что-то настораживало его. Словно внутри существовал какой-то второй человек, который всегда был начеку, чуткий, как тугая тетива лука. В те годы, когда Кэвэв еще охотился в тайге, этот умный двойник работал круглые сутки, приносил ему славу лучшего добытчика пушнины. И теперь, когда Кэвэв почувствовал запах дыма, услышал людские голоса, увидел высокое пламя, он догадался о случившемся, и силы покинули его. Он свалился возле разоренной поленницы. Подбежали люди, подняли старика и понесли к огню. Кэвэв отбивался, рвался, но люди были сильные и крепкие. -- Дедушка, да ты что? -- удивленно кричал самый большой, в собачьей меховой шапке. -- Что ты брыкаешься? Чего ты боишься? У-у, дикий какой! -- Сама ты дикий! -- закричал ему в лицо Кэвэв. -- Дикий и дурной человек. Взяли мои дрова! Жаловаться буду в Москву! Бумагу напишу! -- Пиши, пиши, -- ласково сказал большой, усаживая старика на проталину от огня. -- Жадность свою покажи Москве. Кэвэв увидел близко от себя высокое, чистое, чуть синеватое сильное пламя и над ним, над этим священным огнем, большое закопченное ведро с клокотавшим варевом. Это было кощунство. -- Зачем так обидели? -- выкрикивал старик сквозь слезы. -- Почему взяли? Сколько дров вокруг -- вали да руби... Высокий парень присел рядом. -- Извини, старик, -- сказал он взволнованно. -- Не знали, что это твои дрова. Завтра утром нарубим... Ребята устали. В наледь попали, промокли. Надо было обсушиться. А тут -- дровяной склад. Вернем дровишки, не сердись. Кэвэв вдруг понял, что до этого высокого парня не доходит самое главное -- какие дрова он сжег, на каком огне варит суп в закопченном ведре. -- Не простые это дрова, -- всхлипнув, сказал Кэвэв. -- Знаю, -- отозвался высокий парень, сдвигая собачью шапку на затылок. -- Таких дровишек поискать. Может, деньги заплатить? -- Да что я, на деньгах твоих буду гореть? -- с болью воскликнул старик. -- Не понимаю, -- сказал высокий парень, виновато улыбаясь. -- Понимать нечего! -- ответил Кэвэв. -- Когда помру -- на чем буду гореть? Сожгли мои погребальные дрова! Он мечтал: огонь будет жарким, высоким и бесцветным. Это будет хорошее пламя -- свидетельство хорошо прожитой жизни... -- Извини, дед. Если бы мы знали... Как же так получилось? Игнат! На зов прибежал молоденький паренек. Он держал в руке дымящийся котелок с гречневой кашей, заправленной колбасным фаршем. Содержимое котелка Кэвэв безошибочно определил по запаху. -- Кто дал распоряжение взять эти дрова? -- спросил высокий. -- Вы, товарищ Петров, -- быстро ответил Игнат. Петров опустил голову. -- Верно, я распорядился. -- Он повернулся к старику. -- Один я виноват. Можешь меня наказывать как хочешь. -- Как я тебя могу наказать? Понемногу к Кэвэву возвращалось спокойствие. Священные дрова, конечно, сожгли не из озорства, а по необходимости. Да и откуда этим русским знать древний их обычай. -- Мы тебе нарубим новых дров, -- пообещал Петров. -- Не сердись, старик. Поужинай с нами. Кэвэву подали большую алюминиевую ложку. Когда в тайге предлагают еду -- грех отказываться. Он принялся за кашу, черпая ее из общей миски. Костер пылал, кое-где дрова уже прогорели, и синий пепел вздрагивал от мощного потока теплого воздуха. -- Я знаю, как хоронили в старину чукчи, и эскимосы, и коряки... А вот такое -- впервые мне попадается, -- заметил Петров. -- А я из старинного рода кереков, -- заговорил Кэвэв, -- мы давно смешались с чукчами и коряками. Только речью отличались да некоторыми обрядами. И покойников хоронили по-своему. Сейчас, правда, все совершают обряд по-новому, в ящиках хоронят. А раньше пылали костры в лесотундре. Особенно когда мор или голод. Снег таял в лесах от жарких погребальных костров!

Кэвэв шел, с трудом вытаскивая ноги из рыхлого снега. Позади оставался кривой след — беспощадное свидетельство возраста человека. Лет двадцать назад цепочка снежных ямок от ног казалась вычерченной по длинной ровной линейке на розовом снегу. Кривая линия следов напоминала Кэвэву о том, что ему пора проведать склад погребальных дров, укрытый над таежным озерком в потаенном месте. Свой дровяной запас старик держал в секрете, о нем не знала даже жена. С годами дерево стало сухим, березовые поленницы потемнели… Кэвэв присел отдохнуть. Как прекрасна тайга! Даже такая редкая и мелкая, как здесь, на самой границе тундры. И деревья похожи на северных людей — коренастые, крепко держащиеся за землю. Попробуй выкорчуй вон ту иву! Придется переворошить всю землю, долбить ломом вечную мерзлоту. Кэвэв встал и зашагал дальше, стараясь аккуратно ставить ногу, чтобы не провалиться в снег. Он глубоко вдыхал свежий воздух, и легкая боль в груди была сладостной. Свежесть, верил старик, разглаживает морщины в легких, отслаивает наросший за многие десятилетия черный табачный налет. Неожиданно в воздухе почуялось что-то новое, необычное, странное. Кэвэв приостановился, прислушался. Так он делал всякий раз, когда в таежных дебрях что-то настораживало его. Словно внутри существовал какой-то второй человек, который всегда был начеку, чуткий, как тугая тетива лука. В те годы, когда Кэвэв еще охотился в тайге, этот умный двойник работал круглые сутки, приносил ему славу лучшего добытчика пушнины. И теперь, когда Кэвэв почувствовал запах дыма, услышал людские голоса, увидел высокое пламя, он догадался о случившемся, и силы покинули его. Он свалился возле разоренной поленницы. Подбежали люди, подняли старика и понесли к огню. Кэвэв отбивался, рвался, но люди были сильные и крепкие. — Дедушка, да ты что? — удивленно кричал самый большой, в собачьей меховой шапке. — Что ты брыкаешься? Чего ты боишься? У-у, дикий какой!