Образ Европы в лирике Тютчева.

Русская империя как центрВосточной ЕвропыПора в наше рассуждение ввести новое понятие, чрезвычайно важное для Тютчева, и это понятие – Империя. По Тютчеву, как полагал Г.В.Флоровский, “Империя есть тот исторический предел, к которому Россия стремится. И если его не достигнет, то и погибнет”8. Эту мысль Флоровского подтверждает публикация двадцатилетней давности ранее не печатавшегося трактата Тютчева, в котором поэт утверждал: “Если бы Россия не пришла к Империи, то она зачахла бы”9. Европейскую историю Тютчев понимал как борьбу двух империй – Западной и Восточной, возникших в результате распада Римской под ударами варваров. Причем истинной наследницей Рима он считал Восточную империю. Империя для него – это торжество закона над произволом, в этом смысле кодекс Юстиниана обязан своим возникновением имперской политике. Тютчев писал: “Империя предполагает законность”10. Более того, только имперский принцип наднационального блага способен единить народы, в том числе и славянские. Национализм вызывал у него иронию.Вяземскому он писал в 1848 г., когда, собственно, и создавалась его историко-политическая концепция: “Ваша книга, князь, доставила мне истинное наслаждение, ибо действительно испытываешь наслаждение, читая европейскую книгу, написанную по-русски, книгу, к чтению которой приступаешь, не спускаясь, так сказать, с уровня Европы. <...> А между тем именно потому, что она европейская, ваша книга – в высокой степени русская. Взятая ею точка зрения есть та колокольня, с которой открывается вид на город. Проходящий по улице не видит его. Для него город, как таковой, не существует. Вот чего не хотят понять эти господа, воображающие, что творят национальную литературу, утопая в мелочах”11. Это ощущение глобальности, которое было присуще поэту, и поднимало его над дрязгами политики и литературы. Он не лез в литературные склоки, но также не был востребован и политической чернью своего времени. Он был слишком надвременен даже в своей оценке конкретных политических событий. Поэтому, строго говоря, русское самодержавие не принимало его как следовало бы: он был слишком идеален в понимании задач русских царей. Как замечает исследовательница: “Отношение Тютчева к существующему строю не было борьбой с ним, это была борьба за него – за то, чтобы он стал таким, каким поэту мыслилось некое идеальное самодержавное государство”12. Надо сказать, позиция Тютчева, по сути дела, подтверждала права русской империи на первенствующее положение в Восточной Европе. Но сила никогда не интересовалась правом, и в этом, быть может, ее всегдашняя ошибка, которая становится явной, когда сила слабеет.Поэт формулирует положения, к которым сегодня лишь приходят отечественные исследователи, скажем, идея translatio imperii. Вот что он писал: “Что же такое Империя? Учение об Империи. Империя не умирает. Она передается. Реальность этой передачи. 4 прошедших Империи. 5-я окончательная”13. Разумеется, окончательная империя – это Россия. Закончившая свое существование при Наполеоне в 1806 г. “Священная римская империя германской нации”, продержавшая с 862 г., с Оттона I (поначалу – просто “Священная римская империя”: варвары простодушны), практически тысячу лет, казалась Тютчеву не подлинной, а потому и бесспорно обреченной на закат: “Чем была старая Германская империя во времена своего могущества? То была Империя с душой римской, но с телом славянским (завоеванным у Славян). То, что было в ней, т<ак> с<казать>, немецкого, не содержит материала, необходимого для Империи