Особенности рифмы в стихотворении Маяковского "Хорошее отношение к лошадям" Подробно!!!

Хорошее отношение к лошадям (1918) Стихотворение написано в период Гражданской войны. Это было время разрухи и голода, революци­онного террора и насилия. Произведение Владимира Маяковского — призыв к милосердию и восстанов­лению человеческих отношений. Упавшая лошадь заставляет вспомнить забитую клячу из романа Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание», сим­волизирующую положение «униженных и оскорб­лённых ». Начало стихотворения можно назвать камертоном, который настраивает восприятие читателя: «Гриб. / Грабь. / Гроб. / Груб». Подчёркнутая аллитерация этих строчек вызывает ассоциации со смертью, гра­бежами, жестокостью и грубостью. В то же время это звукопись, изображающая цокот лошадиных подков. События, описанные в стихотворении, можно пересказать в нескольких словах. В Москве, возле Кузнецкого моста (это название улицы), поэт увидел лошадь, которая упала на скользкой мостовой. У собравшихся зевак происшествие вызвало злорад­ный смех, и лишь поэт посочувствовал несчастному животному. От ласкового слова лошадь нашла в себе силы подняться и идти дальше. В стихотворении можно чётко выделить вступле­ние, основную часть и заключение. В самом начале использована необычная метафора, которая изображает место происшествия — улицу: Ветром опита, льдом обута, улица скользила. «Ветром опита» — это улица, напоенная сырым, холодным воздухом; «льдом обута» — означает, что лёд покрыл улицу, как бы обул её, поэтому она стала скользкой. Использована ещё и метонимия: на самом деле не «улица скользила», а поскальзы­вались прохожие. Следует отметить также, что улица в раннем твор­честве Маяковского часто была метафорой старого мира, обывательского сознания, агрессивной толпы (например, в стихотворении «Нате!»). В рассматриваемом произведении поэт изображает уличную толпу ещё и праздной, и разодетой: «штаны пришедшие Кузнецким клёшить». Клёшитъ — неологизм Маяковского от слова «клёш». Клёш (то есть модные в то время широкие брюки) служит средством социальной характери­стики толпы. Поэт изображает сытых обывателей, ищущих развлечений. Просторечное слово сгрудились озна­чает: собрались в кучу, как стадо. Страдания жи­вотного вызывают у них лишь смех, их выкрики подобны вою. Далее автор использует антитезу, противопостав­ляя лирического героя толпе: Смеялся Кузнецкий. Лишь один я голос свой не вмешивал в вой ему. Поэт удручён увиденным. Его взволнованность передана паузами: «Подошёл / и вижу / глаза ло­шадиные…». Тоска переполняет душу лирического героя. Противопоставление поэта толпе не случай­ное — Маяковский рассказывает не только о про­исшествии на Кузнецком мосту, но и о себе тоже, о своей «звериной тоске» и об умении преодолевать её. Плачущая лошадь — своеобразный двойник автора. Измученный поэт знает, что нужно найти в себе силы продолжать жить. Поэтому он обращается к лошади как к товарищу по несчастью: Деточка, все мы немножко лошади, каждый из нас по-своему лошадь. Основную нагрузку в стихотворении несут на себе глаголы действия. Весь сюжет можно описать с помощью цепочки глаголов: грохнулась — сгруди­лись — подошёл — рванулась — пошла — пришла — стала (в стойло). Оптимистичны завершающие строки стихотво­рения: И всё ей казалось — она жеребёнок, и стоило жить, и работать стоило. Через нехитрый сюжет Маяковский раскрывает одну из важнейших тем поэзии — тему одиночества. Но поэт делает это по-своему — в системе эстетики футуризма, нарушавшей все привычные законы стихосложения. Стихи, с помощью графики разбитые на инто­национные отрезки, получают свободную непри­нуждённость. Автор использует самые разные виды рифм: усе­чённые неточные (плоше — лошадь; зевака — за­звякал); неравносложные (в шерсти — в шелесте; стойло — стоило); составные (в вой ему — по-своему; один я — лошадиные; в няньке — на ноги). Есть омонимическая рифма: пошла (краткое прилагатель­ное) — пошла (глагол). Есть и звуковая перекличка внутри строки (голос свой не вмешивал в вой). Эти рифмы как бы оттеняют два мира — мир поэта и мир равнодушной, чёрствой толпы. Ритм стихотворения тоже разнообразный — от громкого скандирования до негромких лирических отступлений.