Дайте письменный ответ на вопрос: «Как вы оцениваете поведение комбрига Травкина в сложившейся ситуации?»У меня, наверно, был самый лёгкий вид ареста, какой только можно было себе представить. Он не вырвал меня из объятий близк...

Дайте письменный ответ на вопрос: «Как вы оцениваете поведение комбрига Травкина в сложившейся ситуации?» У меня, наверно, был самый лёгкий вид ареста, какой только можно было себе представить. Он не вырвал меня из объятий близких, не оторвал от дорогой нам домашней жизни… Комбриг вызвал меня на командный пункт, спросил зачем-то мой пистолет, я отдал, не подозревая никакого лукавства, — и вдруг из напряжённой неподвижной в углу офицерской свиты выбежали двое контрразведчиков, в несколько прыжков пересекли комнату и, четырьмя руками одновременно хватаясь за звёздочку на шапке, за погоны, за ремень, за полевую сумку, драматически закричали: — Вы — арестованы!!! И, обожжённый и проколотый от головы к пяткам, я не нашёлся сказать ничего умнее как: —Я? За что?! Хотя на этот вопрос не бывает ответа, но — вот удивительно — я его получил! Раздалось вдруг твёрдое обращение ко мне: — Солженицын. Вернитесь. И я крутым поворотом выбился из рук смершевцев и шагнул к комбригу назад… — У вас… — веско спросил он, — есть друг на Первом Украинском фронте? — Нельзя!.. Вы не имеете права!.. — закричали на полковника капитан и майор контрразведки. Испуганно сжалась свита штабных в углу… Но с меня уже было довольно: я сразу понял, что арестован за переписку с моим школьным другом, и понял, по каким линиям ждать мне опасности. И хоть на этом мог бы остановиться Захар Георгиевич Травкин! Но нет! Продолжая очищаться и распрямляться перед самим собою, он поднялся из-за стола (он никогда не вставал навстречу мне в той прежней жизни!), через чумную черту протянул мне руку (вольному он никогда её мне не протягивал!) и, в рукопожатии, при немом ужасе свиты, с оттеплённостью всегда сурового лица сказал бесстрашно, раздельно: — Желаю вам — счастья, капитан!