Тематика и роль лирических отступлений в поэме «Мертвые души» Н. Гоголя

Во второй главе, где ведется повествование о Мани­лове и его супруге, Н. В. Гоголь пишет, в частности, о том, какое воспитание получают девицы в пансионах. Ироничный тон повествования («...в пансионах... три главные предмета составляют основу человеческих добродетелей: французский язык, необходимый для счастия семейственной жизни; фортепьяно, для дос­тавления приятных минут супругу, и... собственно хо­зяйственная часть: вязание кошельков и других сюр­призов») дает понять читателю, что автор не считает такую методику воспитания правильной. Доказа­тельством бесполезности подобного воспитания явля­ется образ Маниловой: в их доме «чего-нибудь вечно недоставало: в гостиной стояла прекрасная мебель, обтянутая щегольской шелковой материей... но на два кресла ее недостало, и кресла стояли обтянуты просто рогожею...», «ввечеру подавался на стол очень ще­гольской подсвечник из темной бронзы с тремя антич­ными грациями, с перламутным щегольским щитом, и рядом с ним ставился какой-то просто медный инва­лид, хромой, свернувшийся на сторону и весь в сале...». Времяпрепровождение супругов заключает­ся в длинных и томных поцелуях, приготовлении сюрпризов ко дню рождения и т. д. В пятой главе слово «заплатанной», которым на­звал Плюшкина простой мужик, заставляет автора задуматься о меткости русского слова: «А уж куды бывает метко все то, что вышло из глубины Руси, где нет ни немецких, ни чухонских, ни всяких иных пле­мен, а все сам-самородок, живой и бойкий русский ум, что не лезет за словом в карман, не высиживает его, как наседка цыплят, а влепливает сразу, как пашпорт на вечную носку, и нечего прибавлять уже потом, какой у тебя нос или губы,— одной чертой об­рисован ты с ног до головы!». Автор обыгрывает хоро­шо известную пословицу: «Произнесенное метко, все равно что писанное, не вырубливается топором». Раз­мышляя об особенностях других языков, Гоголь под­водит итог: «Сердцеведением и мудрым познаньем жизни отзовется слово британца; легким щеголем блеснет и разлетится недолговечное слово француза; затейливо придумает свое, не всякому доступное, ум­но-худощавое слово немец; но нет слова, которое было бы так замашисто, бойко, так вырвалось бы из-под са­мого сердца, так бы кипело и животрепетало, как мет­ко сказанное русское слово».