Реферат: “Борис Годунов” в свете классической теории драмы
Находим в трагедии и своеобразные шествия. Одно упоминается в начальной реплике Воротынского: “Москва пуста; вослед за патриархом // К монастырю пошёл и весь народ”. Но пространство кремлёвских палат узко для шествия, как узка любая сцена для подлинного крестного хода и людского потока. Во второй сцене думный дьяк Щелкалов с Красного крыльца, рассказывая о будущем шествии, разворачивает его как совершающееся:
Заутравновьсвятейшийпатриарх,
ВКремлеотпевторжественномолебен,
Предшествуемхоругвямисвятыми,
СиконамиВладимирской, Донской,
Воздвижется; аснимсинклит, бояре,
Досонмдворян, давыборныелюди
Ивесьнародмосковскийправославный,
Мывсепойдёммолитьцарицувновь...
Пушкин великолепно пользуется условностью театра и силой воображения зрителей, которые дорисуют и колыхание хоругвей, и блеск священнических облачений, и тяжесть боярских одеяний, и щегольство дворянских одежд, и серую ленту московского православного люда.
Второе шествие — знаменитый выход царя Бориса на площадь перед собором, когда, предводительствуемый боярином, раздающим милостыню, и сопровождаемый приближёнными, Борис сталкивается с юродивым Николкой. В этом реальном шествии, должном уместиться на сцене, на первом плане располагается народ, он оказывается вместе с нами зрителем торжественного шествия, которое разворачивается как бы в обратном направлении, ретроспективно.
“О чём он плачет?”
Можно заметить, что в “Борисе Годунове”, по духу православном, встречаются и своеобразные “выспрашивания пророчеств”, правда повёрнутые на наш русский салтык.
В сцене “Царские палаты” в монологе “Достиг я высшей власти...” царь Борис сам свидетельствует об этом языческом действе, всё ещё уживающемся рядом с православными таинствами и обрядами:
Напрасномнекудесникисулят
Днидолгие, днивластибезмятежной –
Нивласть, нижизньменяневеселят,
Предчувствуюнебесныйгромигоре...
Мнесчастьянет.
Сюда же можно отнести пророческий сон Григория Отрепьева, который он с волнением пересказывает отцу Пимену:
Мнеснилося, чтолестницакрутая
Менявеланабашню; свысоты
МневиделасьМосква, чтомуравейник;
Внизународнаплощадикипел
Инаменяуказывалсосмехом,
Истыдномнеистрашностановилось –
И, падаястремглав, япробуждался...
Обратим внимание на многоточие, которое Пушкин ставит в конце этого описания: многоточие-сомнение, многоточие-вопрошание. Не получив ответа сразу, но, видимо, ожидая предсказания или разъяснения духовного старца, Григорий добавляет:
Итриразамнеснилсятотжесон.