Реферат: «Онегина» воздушная громада
переходы ощущений, на эти беспрестанные и торжественные выходы из грусти в
широкие размёты души могучей, здоровой и нормальной, а от них снова переходы в
неумолкающее гармоническое рыдание мирового страдания”. Действительно, “переходы
и переливы” играют в «Евгении Онегине» доминирующую роль, становясь чуть ли не
главным его мотивом и, может быть, “сверхгероем”.
Формулой стиля «Евгения Онегина» служат его завершающие строки (блажен, “кто не
дочёл её романа // И вдруг умел расстаться с ним, // Как я с Онегиным моим”).
Это звучит как расставание с персонажем, с “Онегиным моим”, детищем
художественной воли и воображения; но в то же время и как с человеком реальным –
двойственность, подкрепляемая прямым и метафорическим употреблением слова роман
(“...не дочёл её романа”, то есть романа жизни). Впрочем, это больше чем формула
стиля: само значение жизни в художественном мире романа непостоянно; с одной
стороны, она почти призрак, “сон”, нечто мелкое и малоценное (“Её ничтожность
разумею // И мало к ней привязан я...”); с другой – она единственна, незаменима,
неотразимо привлекательна, в том числе и в своих физических, чувственных,
материальных, телесных проявлениях. Переход от одного значения к другому так же
естественен, как и в реальном бытии, личном да и общечеловеческом. Словом, стиль
романа – это в известном смысле эмблема жизни. Я хочу сказать, что трудно
назвать другое произведение, в котором бы перипетии жизни, множественность её
значений столь ярко запечатлелись в самом его стилистическом и повествовательном
облике.
Возвращаясь же на почву поэтики, надо ещё добавить, что значение пушкинского
романа выявляется как в близкой, так и в дальней историко-литературной
перспективе, и это особенно заметно сегодня. От «Евгения Онегина» идут нити не
только к ближайшим его русским наследникам, художникам великого реалистического
стиля (например, Тургеневу), но и эстетическим данностям XX века. Пушкинский
антидетерминизм явился предвестием экзистенциальной характерологии; пушкинская
повествовательная система предвосхищала сложность нарративных конструкций
модернизма, скажем развитие нейтральной повествовательной ситуации в